и носик трогает сухой
Я снова слушаю "Белую гвардию".
Все никак не могу понять, по чему именно возникает у меня ностальгия от этой музыки. Это будто воспоминания о том времени, когда меня еще не было. Когда моя маменька была семнадцатилетней девчонкой, которая жила в Академ-городке цветных огоньков чужих окошек, которая бегала по общагам и тайком пробовала транки. Это будто представления многих-многих жарких июлей, проведенных моим папенькой под палящим солнцем, будто изображения на картинах, которые так ненавязчиво валялись по углам нашей квартиры, когда мне было еще несознательное число лет.
Мне видятся ночные дороги, полные огней улицы. Кофейни, где цены более приемлимы, чем есть на самом деле, где сидят кутающиеся в пледы и клетчатые огромные шарфы девушки с большими серыми глазами, молодые люди с угрюмыми серьезными - самыми моими любимыми на свете - лицами. Перед моими глазами пролетают картинки из детства, бабушкин город - такой маленький и болезненно уютный. Сладость запретов, ущербность истинного удовольствия. Мамочки мои, я никак-никак-никак не могу развернуть в слова все свои чувства. О невозможности описать словами происходящее я читала сегодня в начале рабочего "дня" у Вулфа. Эта моя преисполенность чувствами - как чудовищная доза ЛСД.
Это я - я и только я - жизнь моей мечты. Мне все чаще снятся яркие сны, все дело в том, что сплю я мало-маленечко. Мне снятся те лица, в которых я готова потонуть и затем воскреснуть. Слов так мало. Я все время возвращаюсь к глубоким серым глазам, которые - как иней - холодны, как иглы - жалят, как вечность - манят, как небо - хранят, как зимний хмурый день - баюкают.. Это сумасшедшее уютствование.
Маленькие полосатые котята на коленях, острые коленки, осунувшиеся лица, непрочитанные тома научной литературы - сессии, любови, нежности, нервности, изболевшаяся гордость, выплаканные тонкие руки.
Ну почему же так мало слов?
Ну почему так мало слов, которыми бы я могла сказть - люблю, люблю, люблю...
Все никак не могу понять, по чему именно возникает у меня ностальгия от этой музыки. Это будто воспоминания о том времени, когда меня еще не было. Когда моя маменька была семнадцатилетней девчонкой, которая жила в Академ-городке цветных огоньков чужих окошек, которая бегала по общагам и тайком пробовала транки. Это будто представления многих-многих жарких июлей, проведенных моим папенькой под палящим солнцем, будто изображения на картинах, которые так ненавязчиво валялись по углам нашей квартиры, когда мне было еще несознательное число лет.
Мне видятся ночные дороги, полные огней улицы. Кофейни, где цены более приемлимы, чем есть на самом деле, где сидят кутающиеся в пледы и клетчатые огромные шарфы девушки с большими серыми глазами, молодые люди с угрюмыми серьезными - самыми моими любимыми на свете - лицами. Перед моими глазами пролетают картинки из детства, бабушкин город - такой маленький и болезненно уютный. Сладость запретов, ущербность истинного удовольствия. Мамочки мои, я никак-никак-никак не могу развернуть в слова все свои чувства. О невозможности описать словами происходящее я читала сегодня в начале рабочего "дня" у Вулфа. Эта моя преисполенность чувствами - как чудовищная доза ЛСД.
Это я - я и только я - жизнь моей мечты. Мне все чаще снятся яркие сны, все дело в том, что сплю я мало-маленечко. Мне снятся те лица, в которых я готова потонуть и затем воскреснуть. Слов так мало. Я все время возвращаюсь к глубоким серым глазам, которые - как иней - холодны, как иглы - жалят, как вечность - манят, как небо - хранят, как зимний хмурый день - баюкают.. Это сумасшедшее уютствование.
Маленькие полосатые котята на коленях, острые коленки, осунувшиеся лица, непрочитанные тома научной литературы - сессии, любови, нежности, нервности, изболевшаяся гордость, выплаканные тонкие руки.
Ну почему же так мало слов?
Ну почему так мало слов, которыми бы я могла сказть - люблю, люблю, люблю...