с его запястий сочилась вода, а с волос стекал лимонный сок.
на часах застаивалась полночь, в термосе не стыл чай.
здесь не принято было есть после семи, а пить начинали после пятнадцатого удара колокола (не ошибусь, если скажу, будто это то же, что и после пяти пополудни)
и чешский язык медленно вливался в то же горло, что и валерьянки раствор спиртовый.
солнечные зайцы не смогли бы отличить меня от ноги на кресле, но при чем же здесь давешний пожар?
и что в Джони М. такого, чего нет на небе? а на небе солнце стынет, а на небе никого.
зима здесь бывала раз в три года, и голос ее был тише травы, руки длиннее василисковых шпор, а сумнымвидом прятали по карманам.
и вовсе нет никого, когда смотришь за спину тому, кто еще не подоспел подобрать подбородок под тумбочкой.